Из речи о Федоре Васильевиче Чижове - Страница 3

После Крымской войны оживление, последовавшее во всей русской общественной жизни, побудило и Федора Васильевича переселиться в Москву, тем более что шелководство не дало ему средств для вполне независимого существования. Все обновлялось в то время в русской земле, все от теории переходило к практике, от слов к делу, от чисто литературного досуга к чернорабочему труду политического и социального преобразования. Настал исторический черед и для отечественных торговых и промышленных интересов, так долго пренебреженных, почти безгласных. Федору Васильевичу было предложено заняться изданием журнала для их специальной защиты. Он взялся за дело, и целый ряд блистательных обозрений осветил эту темную и глухую доселе область. Эти талантливые статьи читались не одними специалистами. Русская торговля и промышленность обрели живой, громкий, смелый и в то же время беспристрастный голос. Нужно было много таланта для того, чтобы от мира искусств и отвлеченных научных занятий перейти к такой противоположной, специальной, практической сфере и стать в ней хозяином; нужно было много нравственной силы, чтобы сохранить в ней полную независимость духа, не уступить, не поддаться на обольщения и сделки. Издание «Вестника Промышленности», продолжавшееся лет пять, оказало, без сомнения, благотворное действие и на всю среду торговых и промышленных деятелей, с которою сблизили Федора Васильевича его занятия журналиста. Но и сблизившись с нею, Чижов сохранился таким же, как был, и не переставал предъявлять ей свои строгие нравственные запросы. К чести упомянутых деятелей, они вполне оценили Чижова; его значение было авторитетно; его слово с весом. Его любили, уважали… но и боялись. Скоро от журнала перешел он к деятельности не только практической, но даже технической, и принял участие в постройке Троицкой железной дороги: это была первая русская частная дорога; до того времени, как известно, дороги строились у нас или казною, или же знаменитою французскою компанией. Эта мысль воспламенила Чижова, всегда страстно готового работать на родную землю и родной народ. Он отдался делу душою и стал душою дела. Дорога вышла образцовою и по устройству, и по бережливости расходов, и по строгой отчетливости управления, и по добросовестному соблюдению достояния акционеров. И уж как любил он эту дорогу, провел ее до Ярославля и Вологды и лелеял еще много планов для обеспечения будущей судьбы этого своего дорогого детища! Надобно было видеть, с какою артистическою нежностью составлял он свои железнодорожные годовые отчеты: целые томы цифр, процентных отношений, всякого рода затейливых статистических выводов!

Потребовалось учреждение в Москве частного банкового кредита, ибо до тех пор торговля и промышленность поддерживались только правительственным кредитом, то есть Государственным Банком. Для первого частного в Москве кредитного учреждения необходимо было приискать лицо, которого одно уже имя служило бы нравственным знаменем. И вот Федор Васильевич во главе Московского купеческого банка. Ново и чуждо, и не вполне симпатично было ему это дело, а при наших общественных нравах, при наклонности к произволу, при непривычке подчиняться требованиям закона, для всех равно одинакового, оно представляло особенную, серьезную трудность. Но такая борьба была ему по плечу. Он не только вышел из нее победителем, но и самым блистательным образом разрешил задачу. Чижову обязан Купеческий Банк, самый крупный и сильный изо всех частных банков в нашем отечестве твердостью своей первоначальной основы; он заложил прочный фундамент частному банковому кредиту в Москве и, можно сказать, во всей России; он установил образцовые порядки и показал пример, в торговой среде, строгого соблюдения долга, не взирающего ни на лица, ни на капиталы. Признав затем свою гражданскую миссию исполненною, он года через два вышел из директоров Банка, – впрочем, только для того, чтобы вновь водрузить свое честное, авторитетное знамя в новом, на иных началах возникшем кредитном учреждении, именно Московском купеческом Обществе взаимного кредита. В видах общего блага, нельзя не пожелать, чтоб чижовские предания в обоих учреждениях оставались навсегда живы и действенны…

Время шло. Я не стану исчислять другие промышленные и торговые предприятия меньшей важности, в которых Федор Васильевич принял участие советом и действием. Его общественное значение росло: он пользовался неограниченным доверием за границей; его имя было и перед русскою высшею администрацией ручательством за успех и правильное ведение всякого дела. Когда, после продажи Николаевской железной дороги иностранной компании, правительство приступило к продаже Московско-Курской дороги, и на сей раз оказалось возможным приобрести ее уже не иностранцам, а русским капиталистам, дело опять не обошлось без Чижова. С ним вело переговоры правительство – и важная внутренняя железнодорожная линия удержалась в русских руках. Став во главе нового предприятия, Чижов сохранил за собою председательство в правлении этой дороги до самой кончины. Участие в товариществе, купившем дорогу, сулило громадные выгоды, и молва скоро провозгласила Федора Васильевича миллионером, забывая или не зная, что по условию с иностранными банкирами, с помощью которых совершена была покупка, акции дороги могли быть пущены в продажу и обращены в деньги не ранее как через 18 лет, – то есть тогда, когда Чижову было бы свыше 80! Следовательно, не на личное пользование этими миллионами мог рассчитывать Федор Васильевич, а питал в душе иной замысел, как и оказалось впоследствии. Весь этот будущий, действительно огромный, двухмиллионный, если не более, капитал завещан им городу Костроме для устройства высшего технического учреждения в крупных размерах, и еще четырем городкам Костромской губернии для четырех вспомогательных ремесленных училищ.